Звон разбившейся чашки разрезал утреннюю тишину. Лидия Аркадьевна уже подметала осколки на кухонном полу.
— Это была ваша пражская, кажется? — спросила свекровь. — Не страшно, я привезла новый сервиз. Королевский фарфор.
Наталья замерла в дверном проёме. Свекровь снова вошла в их квартиру своим ключом. Без звонка. В седьмой раз за месяц.
Наталья вспомнила их первую встречу — семейный ужин, где Лидия Аркадьевна выбирала блюда за сына и отвечала вместо него. «Тёмочка любит телятину», «У Тёмочки аллергия на цитрусовые». Тогда это казалось заботой. Теперь она понимала, что пропустила все сигналы опасности.
— Мы договаривались о визитах по предупреждению, — сказала Наталья.
— Какие формальности между родными! — отмахнулась свекровь. — Артём вчера звучал уставшим. Я беспокоюсь.
«О нём, не о нас», — подумала Наталья.
— Он в кабинете работает. Сюрпризы хороши как редкость, не как система.
— Наташа, — перебила Лидия Аркадьевна, — я воспитала Артёма одна. Двадцать восемь лет заботилась о каждой мелочи. Ты думаешь, я могу просто отойти в сторону?
Эта откровенность застала Наталью врасплох.
— К тому же, — продолжила свекровь уже другим тоном, — вам нужна помощь. Шторы выцвели. В спальне плесень. Это опасно для Тёмы — у него слабые бронхи с детства.
— У Артёма нет проблем с бронхами.
— Есть, — отрезала свекровь. — Ты просто не знаешь его так, как я.
Три года брака, а эта женщина всё ещё считает, что знает Артёма лучше жены.
— Мам? Что ты здесь делаешь?
Артём появился в дверях кухни с ноутбуком. Его лицо выражало удивление, но не возмущение.
— Тёмочка! — Лидия Аркадьевна просияла. — Я привезла эклеры из французской кондитерской. И новый сервиз нам подарила — тот, с выставки.
«Нам». Снова это «нам».
— Здорово, — Артём поцеловал мать. — Только ты могла бы позвонить. Мы не любим сюрпризы.
Слабая попытка. Без убеждения, просто отдавая дань недавнему обещанию.
— Не будь занудой, — отмахнулась Лидия Аркадьевна. — Я вызвала мастера на завтра для стиральной машины. И купила новые полотенца — эти выцвели.
Наталья вспомнила, как долго они выбирали эти полотенца прошлым летом. Тогда Артём говорил: «Наш дом, наши правила». Где всё это сейчас?
— Мам, спасибо, но не нужно было…
— Ещё как нужно! Наташа слишком занята для домашних дел. Кстати, я привезла новый крем для твоего шрама. Тот, от аллергии, не помогает.
Наталья замерла. Какой шрам? Какая аллергия?
— У Артёма нет… — начала она, но осеклась. Муж отвёл глаза.
— Спасибо, мам, — пробормотал он. — Я попробую.
Вечером, когда Лидия Аркадьевна наконец ушла, Наталья смотрела на своё отражение в ванной. Незнакомка с потухшими глазами.
Пять лет назад она была выпускницей журфака с планами на стажировку в Нью-Йорке. Встретила Артёма, влюбилась в его спокойную уверенность. Отказалась от стажировки ради отношений. А Лидия Аркадьевна помогла с квартирой — «небольшой вклад в ваше счастье».
Вклад, превратившийся в право решать и вмешиваться.
Когда она, Наталья Светлова, превратилась в тень, вздрагивающую от звонка в дверь?
— Ты скоро? — голос Артёма вернул её в реальность.
Она вышла из ванной.
— Нам нужно поговорить.
— Давай завтра? — он не оторвался от телефона. — Хочу досмотреть сериал.
— Нет. Сейчас, — она выключила свет.
— Что опять?
— У тебя есть аллергия? Или шрам, о котором я не знаю?
Артём помедлил.
— Нет, но мама помнит, как в детстве у меня была сыпь. Пусть думает, что всё помогает.
— Ты врёшь мне ради неё?
— Я не вру! Просто не хочу спорить по мелочам.
— Мелочам? — внутри поднималась волна гнева. — Она приходит без спроса. Меняет наши вещи. Выбрасывает то, что мы выбрали. Придумывает болезни. И это мелочи?
— Она заботится о нас, — отмахнулся Артём. — Иногда перегибает, но от любви.
— Нет. От контроля. Любовь даёт свободу. А твоя мать держит тебя на привязи.
— Не смей так о ней! Она посвятила мне всю жизнь!
— И теперь требует её обратно, — усмехнулась Наталья. — Мы хотели синюю спальню — она бежевая, как хотела твоя мама. Мечтали о Японии — ездим в Сочи, где тебе «понравилось в детстве». Я хотела открыть онлайн-журнал — твоя мать сказала «жена директора не должна работать в интернете». Где мы, Артём? Где наша жизнь?
Он молчал.
— Знаешь, что страшнее всего? — Наталья смотрела в окно. — Я начинаю её ненавидеть. Вздрагиваю от звука ключа. Прячу дорогие вещи, чтобы она не выбросила. Перестала приглашать друзей. Живу как на минном поле.
Наталья повернулась к нему:
— Но больше всего боюсь возненавидеть тебя. За то, что позволяешь этому происходить. За то, что не защищаешь наш дом, нашу семью, меня.
— Чего ты хочешь? Чтобы я отказался от матери?
— Чтобы ты стал мужем, а не сыном. Забрал у неё ключ. Сказал, что она может приходить только по приглашению. Защитил наше пространство, наше право выбирать.
Артём смотрел в пол.
— Я не могу. Она будет раздавлена.
— А я уже раздавлена.
Наталья достала заранее собранную сумку.
— Я уезжаю к Лене на неделю. Решай, что важнее — быть хорошим сыном или хорошим мужем. Если выберешь первое — я пойму. Но тогда нам лучше разойтись.
— Ты ставишь ультиматум?
— Нет. Я уважаю себя достаточно, чтобы не быть гостьей в своём доме.
В квартире Лены Наталья провела три тяжёлых дня. Плакала, сомневалась, не звонила. Лена просто была рядом.
На четвёртый день позвонил Артём.
— Можно встретиться?
В кафе Наталья едва узнала мужа: осунувшийся, с кругами под глазами.
— Ты права, — сказал он. — Я поговорил с мамой. Точнее, мы поругались. Впервые.
Наталья ждала.
— Я забрал ключи. Сказал, что сами решим, когда приглашать её, — Артём невесело усмехнулся. — Она плакала, говорила, что я неблагодарный, что ты настраиваешь меня против неё.
— Что ты ответил?
— Что любовь — не контроль. Что если она любит меня, то должна позволить мне жить своей жизнью. Что я всегда буду её сыном, но сначала я муж. И если она хочет быть частью нашей семьи, пусть уважает границы.
— Она сказала, что придётся выбирать — или ты, или она. Я ответил, что выбираю себя. Впервые. Себя и семью, которую мы создаём.
Он протянул руку:
— Я не знаю, простишь ли ты меня. Не знаю, получится ли. Но хочу попробовать. По-настоящему. Без маминого присмотра и вмешательства.
Дома было странно тихо. Первым делом Наталья сняла со стены семейные фотографии, развешанные Лидией Аркадьевной «для уюта».
— Что с сервизом делать? — спросила она.
— В благотворительный фонд? Вместе с полотенцами и шторами.
— А взамен?
— Выберем сами, — он улыбнулся той самой улыбкой, которую она помнила пять лет.
Они заказали синие обои для спальни. Купили красные полотенца. Выбросили крем от несуществующей аллергии.
Через неделю позвонила свекровь.
— Если не приедете на воскресный обед, я не знаю, что со мной будет, — драматично заявила она. — Я одна. Вы — моя единственная семья.
Наталья посмотрела на Артёма.
— Мы приедем, — ответил он. — В воскресенье к трём. Но только на обед, у нас планы.
— Какие планы?
— Наши. Если хочешь, чтобы мы приезжали, придётся принять новые правила.
После звонка Наталья обняла мужа:
— Ты понимаешь, что это только начало? Она будет пробовать снова.
— Да. Но теперь я знаю, за что борюсь.
Вечером Лидия Аркадьевна позвонила Наталье, когда Артём был в душе.
— Послушай внимательно, — произнесла свекровь. — Мой сын — вся моя жизнь. Я не позволю выскочке разрушить нашу связь. Он вернётся ко мне. Они всегда возвращаются к матерям.
Раньше Наталья испугалась бы. Но не сейчас.
— Лидия Аркадьевна, вы вырастили прекрасного сына. Он стал сильным, умным мужчиной. И теперь достаточно взрослый, чтобы строить свою семью. Разве не к этому стремится каждая мать?
Тишина.
— До воскресенья, — сказала свекровь и отключилась.
Наталья понимала: это только первая битва в долгой войне. Будут ещё звонки, манипуляции, попытки вернуть контроль. Но впервые за три года она чувствовала твёрдую почву под ногами.
Синяя спальня. Красные полотенца. Их правила.
Артём вышел из ванной.
— Всё в порядке? — спросил он, заметив её выражение лица.
— Теперь да. Кажется, будет в порядке.
Она не рассказала о звонке свекрови. Некоторые сражения нужно выигрывать самостоятельно. Защищая не только дом, но и право в нём быть. Не чужими руками, а своими.