— Мам, ты с ума сошла? – Таня уставилась на родителей округлившимися глазами. – В вашем-то возрасте?
— Таня, что за тон? – Алексей отложил вилку. – Мы сообщили тебе радостную новость, а ты…
— Радостную? – дочь вскочила из-за стола. – Вам по сорок лет! Люди в вашем возрасте внуков ждут, а не детей рожают! Что люди скажут? Что одноклассники мои скажут?
— А при чём тут твои одноклассники? – спокойно спросила Марина, хотя внутри всё сжалось от обиды.
— При том, что я в этом селе жить должна! А вы… вы просто старые дураки! – выкрикнула Таня и, хлопнув дверью, убежала в свою комнату.
Марина закрыла лицо руками. По щекам потекли слёзы.
— Не плачь, – Алексей обнял жену. – Она ещё маленькая, не понимает. Переживёт, привыкнет.
— Лёш, может, она права? – всхлипнула Марина. – Может, мы действительно…
— Мам, да ладно тебе, – неожиданно подал голос Илья. – Нормально всё будет. Таньку попустит, она вечно из мухи слона делает.
Алексей благодарно кивнул сыну:
— Вот видишь? Илюха нормально воспринял. И Танька образумится.
***
Марина работала заведующей почтовым отделением уже пятнадцать лет. Село небольшое, все друг друга знают, и новость о её беременности разнеслась мгновенно. Кто-то поздравлял искренне, кто-то с ехидцей спрашивал: «А не поздновато ли?» Но Марина держалась.
Дома же атмосфера становилась всё напряжённее. Таня демонстративно не разговаривала с матерью, на все попытки наладить контакт огрызалась или молчала. За общим столом сидела с каменным лицом, едва притрагиваясь к еде.
— Тань, ну сколько можно дуться? – не выдержал однажды Алексей. – Мать тебе что плохого сделала?
— А пусть не позорит нашу семью! – выпалила дочь. – Все в школе уже шушукаются! «У Семёновых старики ребёнка ждут!» Стыдобища!
— Во-первых, мы не старики, – жёстко сказал отец. – А во-вторых, стыдно должно быть тебе за такое отношение к родителям.
— Да пошли вы! – Таня вскочила и снова убежала.
Илья покачал головой:
— Пап, да забей ты на неё. Выпендривается она. Перед Ленкой Фроловой, наверное. Та вечно всех учит, как жить надо.
— Может, и так, – вздохнул Алексей.
Беременность протекала нелегко. Возраст давал о себе знать – токсикоз мучил дольше обычного, отёки появились рано, давление скакало. Но Марина стойко переносила все трудности. Только вот холодность дочери ранила сильнее любого физического недомогания.
***
Артём родился в начале мая, когда в тайге только-только начинали распускаться первые листочки. Маленький, сморщенный, но такой родной. Алексей не мог нарадоваться – носил сына на руках, разговаривал с ним, как со взрослым.
— Ты посмотри, какой богатырь! – умилялся он. – Весь в меня!
Илья тоже проявлял интерес к малышу. Неуклюже, но старательно помогал – приносил подгузники, грел бутылочки, даже коляску научился собирать.
— Мам, а можно я его покачаю? – спрашивал он.
— Конечно, сынок. Только осторожно, головку поддерживай.
А Таня… Таня делала вид, что младшего брата не существует. Могла пройти мимо плачущего Артёма, не обратив внимания. На все просьбы помочь отвечала:
— У меня экзамены скоро. Некогда мне с вашим выродком возиться.
— Таня! – однажды не выдержал Алексей. – Как ты можешь так говорить о родном брате?
— А он мне не брат! – отрезала дочь. – Мне братьев в таком возрасте не надо!
Марина молча выслушивала все выпады, сжимала зубы и терпела. Понимала – дочь взрослеет, ревнует, не может принять изменения. Но с каждым днём терпеть становилось всё труднее.
Артём рос удивительно спокойным ребёнком. Словно чувствовал напряжённую атмосферу в доме и старался не беспокоить лишний раз. Плакал редко, спал подолгу, с аппетитом ел.
— Золотой ребёнок, – говорила участковый педиатр. – Таких бы всем.
Но Марину это спокойствие тревожило. Нормально ли, что трёхмесячный малыш так редко требует внимания? Не замыкается ли он в себе из-за постоянного негатива от старшей сестры?
***
Однажды вечером, когда Алексей был на дежурстве, а Илья ушёл к другу делать уроки, Марина не выдержала. Таня в очередной раз прошла мимо плачущего Артёма, даже не взглянув в его сторону.
— Постой, – окликнула её мать.
— Чего тебе? – буркнула дочь.
— Сядь. Поговорить надо.
— Не о чем нам говорить.
— Сядь, я сказала! – впервые за долгое время Марина повысила голос.
Таня удивлённо обернулась. Мать всегда была мягкой, покладистой, а тут…
— Ну чего? – нехотя присела на край дивана.
— Я долго терпела твои выходки, – начала Марина. – Понимала – тебе трудно принять, что в семье появился ещё один ребёнок. Ревность, обида – это нормально. Но ты перешла все границы.
— Я ничего такого…
— Помолчи! – оборвала её мать. – Теперь говорю я. Ты оскорбляешь меня, игнорируешь брата, портишь атмосферу в доме. И знаешь что? Я больше это терпеть не буду.
— И что ты сделаешь? – вызывающе спросила Таня.
— Ничего. Просто перестану считать тебя своей дочерью, раз ты не хочешь быть частью этой семьи.
Таня побледнела:
— Ты… ты не можешь…
— Могу. Через год ты уедешь учиться. И мы можем расстаться как родные люди или как чужие. Выбор за тобой. Но унижать себя я больше не позволю. Ни тебе, ни кому-либо ещё.
Марина встала и пошла к Артёму, который уже успокоился и тихо гулил в кроватке. Таня осталась сидеть на диване, ошарашенная услышанным.
С того дня грубости прекратились. Дочь по-прежнему держалась отстранённо, но хотя бы перестала говорить гадости. За общим столом даже начала отвечать на вопросы – односложно, но отвечать.
***
Прошло две недели. Марине нужно было срочно отлучиться на почту – пришла важная корреспонденция, требовавшая её подписи. Артём спал, Илья был в школе, дома оставалась только Таня.
— Я ненадолго, – сказала Марина дочери. – Если проснётся…
— Ага, – буркнула та, не отрываясь от учебника.
Дорога до почты и обратно заняла минут сорок. Подходя к дому, Марина услышала тихое пение. Сердце ёкнуло – неужели?
Она бесшумно приоткрыла дверь. В комнате Таня ходила по кругу, укачивая Артёма и напевая старую колыбельную – ту самую, которую когда-то пела ей Марина.
— Проснулся, заплакал, – не оборачиваясь, сказала дочь. – Зубки, наверное, режутся. Дёсны припухли.
— Да, я вчера заметила, – тихо ответила Марина.
— Можно дать прорезыватель охлаждённый. В холодильнике видела.
— Спасибо, Тань.
Дочь осторожно переложила уснувшего малыша в кроватку, поправила одеяльце.
— Мам… – начала она и запнулась.
— Что, доченька?
— Я… я дура. Прости меня.
Марина обняла дочь, и та разрыдалась – впервые за долгие месяцы.
— Я так боялась, что вы меня разлюбите! Что он займёт моё место! А потом ты сказала те слова, и я поняла… Поняла, что сама всё разрушаю.
— Глупенькая моя, – Марина гладила дочь по голове. – Разве можно разлюбить ребёнка? Любовь – она не делится, она умножается. Места в сердце хватит всем.
С того дня всё изменилось. Таня начала помогать с малышом, даже полюбила с ним возиться. Особенно когда Артём начал улыбаться и тянуть к ней ручки.
— Мам, смотри, он меня узнаёт! – радовалась она.
— Конечно, узнаёт. Ты же его старшая сестра.
Алексей, возвращаясь с работы и видя, как Таня играет с малышом, только улыбался:
— Говорил же, что всё наладится.
А Илья философски замечал:
— Вот всегда так – сначала психуют, а потом сами же в няньки набиваются.
***
Прошёл год. Таня уехала учиться в город, но каждые выходные стремилась домой – соскучиться по семье, понянчиться с Артёмом. Малыш уже уверенно топал ножками и лепетал первые слова. И самым любимым его словом было «Та-та» – так он звал старшую сестру.
— Знаешь, мам, – сказала как-то Таня, приехав на каникулы, – я своим однокурсницам про Тёмку рассказываю, фотки показываю. Они все завидуют – такой классный братик!
— А помнишь, как ты кричала, что мы старые дураки? – поддразнил Илья.
— Ну и дура я была, – спокойно согласилась Таня. – Хорошо, что мама меня вовремя одёрнула. А то бы я столько упустила…
Марина смотрела на своих детей и думала: как часто мы боимся перемен, сопротивляемся им, не понимая, что они могут принести счастье. И как важно вовремя поговорить начистоту, не копить обиды, не позволять им разрушить самое дорогое – семью.
Ведь семья – это не просто люди, живущие под одной крышей. Это те, кто готов принять друг друга со всеми недостатками, простить ошибки и вместе идти дальше. И неважно, сколько тебе лет – двадцать или сорок. Важно, что в сердце есть любовь, а любви, как известно, все возрасты покорны.