Марк почувствовал это еще до того, как увидел. Кончиками пальцев — там, где эмульсия вздулась пузырем и осыпалась, обнажая то, что должно было остаться скрытым навсегда.
— Твоя работа — восстанавливать, не изучать.
Виктор забрал фотографию так резко, что защитная пленка хрустнула. Марк инстинктивно дернулся — как от пощечины. За три года работы в мастерской он привык к странностям босса, но не к такому тону.
— Я просто…
— Просто делай свою работу. — Виктор сунул снимок в конверт, не дожидаясь полного высыхания фиксажа. — К утру мне нужны еще четыре. Список на столе.
Дверь кабинета захлопнулась. Марк остался один в красном свете проявочной — как внутри чужого сердца. На мониторе все еще светилось увеличенное изображение: семейный портрет судьи Крымова, 1963 год. Женщина в белом платье, мужчина с орденской планкой, девочка с косичками. И там, в углу, за смородиновым кустом…
Марк потер глаза. Может, показалось. Бывает — долго смотришь на старые фото, и начинаешь видеть то, чего нет. Тени становятся лицами, царапины — фигурами.
Он открыл следующий файл. Депутатская семья на даче, 1978-й. Восстановить лица детей, убрать пятна от влаги. Рутина.
В кармане завибрировал телефон. Алена.
— Ты сегодня придешь? — В ее голосе уже не было обиды, только усталость.
— Поздно буду. Завал на работе.
— Марк… — Она помолчала. — Ладно. Не буду ждать.
Короткие гудки. Марк сунул телефон обратно и взялся за планшет. Ретушь, восстановление контраста, удаление царапин. Механические движения, отточенные до автоматизма. Только руки почему-то дрожали.
К трем часам ночи он закончил. Мастерская погрузилась в темноту — только мониторы мерцали, как глаза сонных зверей. Марк потянулся, хрустнув позвонками, и полез за курткой.
В кармане что-то хрустнуло.
Флешка. Простая, черная, без опознавательных знаков. Марк покрутил ее в пальцах. Он точно помнил — утром карман был пуст.
Виктор? Но зачем…
Любопытство победило. Марк вставил флешку в компьютер.
Одна папка. «Для М.Р.»
Его инициалы.
Внутри — десятки фотографий. Все знакомые — он сам их реставрировал за последний год. Политики, бизнесмены, общественные деятели. Семейные снимки, официальные портреты, любительские кадры. И документ. Простой текстовый файл.
Список имен. Некоторые Марк узнал — это были заказчики реставрации. Напротив каждого имени стояла дата.
Крымов С.А. — 15.03
Марк посмотрел на календарь. Пятнадцатое марта — завтра. То есть уже сегодня.
Он пролистал ниже. Даты в прошлом. Знакомые фамилии — Марк помнил их из новостей. Инфаркт. Автокатастрофа. Самоубийство. Несчастный случай.
Телефон взорвался звонком. Неизвестный номер.
— Вы работали с фото моего деда? — Женский голос, молодой, испуганный.
— Кто вы? Откуда у вас мой номер?
— Пожалуйста, мне нужно знать… На фото был сад? Белый дом?
— Послушайте, я не могу обсуждать работу клиентов…
— Он получил конверт вчера вечером. Заперся в кабинете. А утром…
Связь оборвалась. Марк набрал номер обратно — недоступен.
Он вернулся к монитору. Открыл новостные сайты. Обновил страницу.
«Экстренные новости: Судья Верховного суда Сергей Крымов найден мертвым в своем кабинете. Предварительная версия — самоубийство…»
Марк уставился на экран. Фотография в статье — тот самый человек с семейного портрета. Только постаревший на шестьдесят лет.
Он вернулся к списку. Пробежал глазами даты. Все совпадало. Каждая смерть — через неделю после даты в документе.
Следующее имя: Волкова М.Б. — 22.03
Через неделю.
Утро встретило Марка в мастерской. Он так и не ушел домой — сидел, изучал фотографии, пытался найти связь. На всех снимках были едва заметные детали — то фигура на заднем плане, то странный предмет, то тень, которой не должно быть.
— Ранняя пташка? — Виктор стоял в дверях, улыбаясь. — Или поздняя сова?
Марк инстинктивно закрыл ноутбук.
— Доделывал вчерашнее.
— Молодец. — Виктор прошел к своему кабинету, но обернулся у двери. — Кстати, Марк. Ты ведь понимаешь, что все наши работы конфиденциальны? Клиенты ценят… деликатность.
— Конечно.
— Вот и славно. — Виктор улыбнулся шире. — У нас сегодня новый заказ. Срочный. Тройная оплата.
Он положил на стол конверт и ушел. Марк подождал, пока шаги стихнут, и открыл конверт.
Фотография была совсем свежей — начало двухтысячных, судя по качеству. Мужчина средних лет на фоне горящего здания. Лицо покрыто копотью, в руках — ребенок.
Марк узнал его. Министр Волков. История была известна — двадцать лет назад он, тогда еще простой спасатель, вынес из горящего детдома восемь детей. Герой. Икона.
Задание было простым: улучшить качество, убрать дефекты съемки. Марк загрузил скан в программу и начал работать. Увеличил яркость, поправил контраст…
И замер.
На рукаве куртки Волкова — пятно. Марк увеличил фрагмент. Это была не копоть. Жидкость, стекающая из плохо закрытой фляжки в кармане. А в руке, частично скрытой телом ребенка…
Зажигалка.
— Дерьмо, — выдохнул Марк.
Он судорожно открыл браузер, начал искать информацию о том пожаре. Официальная версия — неисправная проводка. Погибли трое детей и воспитательница. Волков получил орден.
Телефон завибрировал. СМС от неизвестного номера: «Не лезь. Ради Алены.»
Марк похолодел. Откуда они знают про Алену?
Следующее сообщение пришло через секунду. Фотография. Алена выходит из своей парикмахерской. Снято сегодня утром — она в той же красной куртке, в которой уходила вчера от него.
Руки тряслись так, что он едва попал по кнопкам.
— Але… Аленка, ты где?
— На работе, а что? — Она удивилась. — Марк, ты в порядке?
— Просто… Будь осторожна, ладно? Никуда сегодня не ходи одна.
— Ты меня пугаешь.
— Обещай!
— Ладно, обещаю. Марк, что происходит?
— Потом объясню. Я тебя люблю.
Он бросил трубку. Надо думать. Надо что-то делать. Но что? В полицию? А если там тоже свои люди? Если Виктор узнает…
Дверь проявочной открылась. Вошла Катя — лаборантка, вечно сонная студентка.
— Марк, ты чего такой бледный? — Она поставила на стол стакан кофе. — На, выпей. Виктор сказал передать — к вечеру нужен результат по Волкову.
— Катя, — Марк схватил ее за руку. — Ты давно здесь работаешь?
— Полгода будет. А что?
— Ничего странного не замечала? В работе, в заказах?
Катя отдернула руку.
— Не знаю, о чем ты. — Но глаза отвела. — Мне учебу оплачивают, и ладно.
— Катя…
— Не лезь, Марк. — Она понизила голос. — Серьезно. Тут до тебя один умный был. Вопросы задавал.
— И что с ним?
— Автокатастрофа. Через неделю после увольнения. — Катя направилась к двери, но обернулась. — Закончишь с Волковым — возьми отгул. Съезди куда-нибудь. С девушкой своей.
Она ушла. Марк остался один на один с фотографией. Министр-герой смотрел с экрана, прижимая к груди спасенного ребенка. А в кармане у него плескался бензин.
К вечеру Марк знал о министре Волкове больше, чем хотел бы. Знал, что у него есть шестнадцатилетний сын — вундеркинд, скрипач. Через неделю у мальчика концерт в Большом зале консерватории. Первое сольное выступление.
Знал, что сам Волков баллотируется в президенты. Что его рейтинг растет. Что история с детдомом — основа его политического имиджа.
И знал, что через неделю должна умереть не жена министра, как значилось в списке. Мария Борисовна Волкова умерла три года назад. Рак.
Оставался только сын. Миша Волков, шестнадцать лет, победитель международных конкурсов.
Марк отложил планшет и потер лицо. Система была продумана идеально. Сначала — конверт с компроматом. Шантаж. Если не подчиняешься — публикация. Крах репутации. А потом — смерть близкого человека. Чтобы окончательно сломать.
Он посмотрел на готовую фотографию. Идеальное качество. Каждая деталь видна. Зажигалка в руке. Бензин на рукаве. Странная улыбка на закопченном лице.
Марк открыл папку с исходниками. Скопировал оригинал. И начал работать заново.
Через час у него было две версии. На одной — герой спасает детей. На другой — поджигатель с канистрой бензина.
Какую отдать Виктору?
Телефон завибрировал. Алена.
— Марк, я дома. Все в порядке. Ты придешь?
— Да. Через час.
— Я приготовлю ужин.
Марк сохранил обе версии. Встал. Подошел к принтеру.
И замер.
В коридоре голоса. Виктор и кто-то еще. Марк прислушался.
— …уверены, что он готов? — Незнакомый голос, низкий, с легким акцентом.
— Волков? Сломается, как все. Мальчишку жалко, конечно, но…
— Никакой жалости. — Голос стал жестче. — Нам нужен президент, который знает свое место. Волков слишком много о себе возомнил.
— Фото будет готово через час.
— Отлично. Завтра утром опубликуем. Пусть неделю промаринуется в собственном дерьме. А на концерте… — Мужчина хмыкнул. — Трагическая случайность. Обрыв троса, падение софита. Молодой талант, вся жизнь впереди… Пресса будет в экстазе.
Шаги приближались. Марк метнулся к компьютеру, открыл рабочий файл. Дверь распахнулась.
— А, Марк! — Виктор улыбался. — Как раз вовремя. Знакомься — Эдуард Карлович, наш… инвестор.
Мужчина был неприметный — из тех, кого забываешь через минуту после встречи. Серый костюм, серое лицо, серые глаза. Только руки выдавали — ухоженные, холеные, с маникюром.
— Рад познакомиться, Марк. — Он протянул руку. — Виктор много о вас рассказывал. Настоящий мастер.
Рукопожатие было влажным и холодным. Как у покойника.
— Фото готово? — Виктор заглянул через плечо.
— Да. Вот. — Марк открыл «чистую» версию. Герой-спасатель во всей красе.
— Хм. — Эдуард Карлович нахмурился. — А детализация? Мне говорили, после вашей обработки видно каждую деталь.
— Это максимум, что можно выжать из исходника. — Марк старался говорить ровно. — Фото любительское, снято в сложных условиях.
— Покажите исходник.
Сердце ухнуло вниз. Марк открыл папку. Там лежали два файла — оригинал и обработанная версия. Если Эдуард Карлович захочет сравнить…
— Вот. — Марк быстро открыл нужный файл. — Видите разницу?
Эдуард Карлович внимательно сравнивал изображения. Марк чувствовал, как по спине течет пот.
— Действительно, хорошая работа. — Мужчина отступил. — Печатайте. Виктор, конверт доставите лично.
— Разумеется.
Они ушли. Марк остался один. Руки тряслись так сильно, что он едва попал по кнопке печати. Принтер зажужжал, выплевывая глянцевые листы.
«Чистая» версия. Без зажигалки, без бензина. Герой остался героем.
Но это ничего не меняло. Через неделю мальчик все равно погибнет.
Марк дождался, пока в мастерской стихнет. Вытащил флешку. На ней были все файлы — и оригиналы, и обе версии обработки, и запись с камеры наблюдения, где слышен разговор Виктора с Эдуардом Карловичем.
Он знал адрес только одного журналиста, которому мог доверять. Старый друг отца, ушедший из профессии после серии угроз. Может, он подскажет, что делать.
Квартира Алены встретила запахом жареной картошки и теплом. Нормальная жизнь. Без фотографий мертвецов и списков жертв.
— Ты какой-то странный. — Алена обняла его в прихожей. — Что случилось?
— Проблемы на работе.
— Виктор опять психует?
— Типа того. — Марк зарылся лицом в ее волосы. Пахло шампунем и краской — она сегодня красила клиентку. — Ален, а давай уедем?
— Куда?
— Не знаю. Куда-нибудь. Хоть на дачу к твоим родителям.
Она отстранилась, заглянула в глаза.
— Марк, ты меня пугаешь. Что происходит?
Он хотел рассказать. Все, от начала до конца. Но вспомнил фотографию — Алена у парикмахерской. Они следят. Знают.
— Просто устал. — Он заставил себя улыбнуться. — Хочется отдохнуть. С тобой.
— Ну… В выходные можем съездить. Если Виктор отпустит.
Ужин прошел в молчании. Алена пыталась разговорить его, рассказывала о клиентках, о новой краске для волос, о том, что видела в инстаграме их бывшую однокурсницу. Марк кивал, улыбался, отвечал невпопад.
После ужина она включила телевизор. Новости. Министр Волков давал интервью о предстоящих выборах. Камера показала его крупным планом — усталое лицо, искренние глаза.
— О, это же отец того мальчика-скрипача! — оживилась Алена. — Помнишь, я тебе показывала видео? Он так играет Паганини — просто космос!
На экране показали того самого мальчика. Миша Волков принимал награду на конкурсе. Худенький, в очках, с умным лицом. Счастливый.
У Марка перехватило горло.
— Я скоро вернусь. — Он встал.
— Ты куда?
— За сигаретами.
— Но ты же бросил…
Он вышел, не дослушав. На улице моросил дождь. Марк дошел до круглосуточного магазина, купил сигареты — первый раз за два года. Закурил прямо под козырьком.
Телефон завибрировал. Неизвестный номер.
— Красиво ушел, — сказал голос Эдуарда Карловича. — Но мы-то знаем, что ты сделал.
— Не понимаю, о чем вы.
— Понимаешь. Исправленное фото. Думаешь, мы идиоты? У нас есть свои специалисты.
Марк молчал.
— Впрочем, неважно. — В голосе появились веселые нотки. — Ты дал нам даже лучшую идею. Знаешь, что произойдет, когда отец-герой узнает, что мы знаем правду? И что его сын умрет из-за его старых грехов?
— Вы больные.
— Мы практичные. Сломленный президент — послушный президент. Так что спасибо за помощь, Марк. Правда, жаль, что ты не сможешь увидеть результат.
— Что?
— Посмотри направо.
Марк повернул голову. Из подворотни выехала машина. Фары ослепили. Мотор взревел.
Марк прыгнул в сторону. Машина пронеслась мимо, снеся урну. Развернулась для второго захода.
Марк побежал. Телефон выпал, разбился о тротуар. Сзади визжали шины. Он нырнул в проходной двор, перемахнул через забор. Упал, ободрав ладони.
Машина не смогла въехать в узкий проход. Хлопнули дверцы — преследователи пошли пешком.
Марк бежал дворами, путая следы. Он знал район — вырос здесь. Через десять минут вышел с другой стороны квартала. Поймал такси.
— Куда едем?
Марк назвал адрес. Не домой — туда нельзя. Не к Алене — опасно. К старому журналисту. Единственному, кто может помочь.
Семен Аркадьевич жил в хрущевке на окраине. Открыл не сразу — долго смотрел в глазок, гремел замками.
— Марк? Твою мать, что случилось?
— Можно войти?
Квартира пахла книгами и табаком. Как в детстве, когда Марк приходил сюда с отцом. Семен Аркадьевич налил коньяку — себе и ему.
— Рассказывай.
Марк рассказал. Все. От первой странной фотографии до сегодняшней погони. Семен Аркадьевич слушал, не перебивая. Только седые брови ползли все выше.
— Флешка с собой?
Марк кивнул.
— Покажи.
Следующий час они просматривали файлы. Семен Аркадьевич то и дело качал головой, записывал имена, даты.
— Масштаб, — наконец сказал он. — Я знал, что есть структуры, торгующие компроматом. Но чтобы так…
— Что мне делать?
— Для начала — спрятаться. У меня есть дача, никто не знает. Поживешь там, пока разберемся.
— А мальчик? Сын Волкова?
Семен Аркадьевич помрачнел.
— Это сложнее. В полицию идти бесполезно — не поверят. Или поверят, но там свои люди. Министра предупредить… Он скорее тебя сдаст, чем поверит.
— Значит, пацан умрет?
— Не обязательно. — Старый журналист задумался. — Есть один вариант. Рискованный, но…
— Какой?
— Публичность. Если история станет достоянием гласности до концерта — план сорвется. Они не рискнут действовать под прицелом камер.
— Но у нас всего неделя…
— Меньше. — Семен Аркадьевич встал, подошел к старому сейфу. — У меня остались контакты. Независимые журналисты, блогеры, даже пара честных следователей. Если действовать быстро…
Он вытащил потрепанную записную книжку.
— Но сначала нужно обезопасить твою девушку. Они могут использовать ее как рычаг.
Марк похолодел. Алена. Она сейчас дома, одна, ничего не подозревает.
— Я должен…
— Никуда ты не пойдешь. — Семен Аркадьевич был категоричен. — Позвони ей. С моего телефона. Пусть немедленно едет к родителям. Или куда угодно, только не домой.
Марк набрал номер дрожащими пальцами. Гудки тянулись вечность.
— Алло? — Голос Алены был сонным.
— Ален, это я. Слушай внимательно…
Следующие три дня прошли в лихорадочной работе. Семен Аркадьевич обзванивал контакты, Марк готовил материалы — структурировал фотографии, писал пояснения, составлял схемы связей.
Дача старого журналиста оказалась заброшенным домиком в СНТ. Без интернета, с печным отоплением. Марк колол дрова, топил печь и думал о том, что происходит снаружи.
Алена уехала к родителям в Тверь. Звонила каждый день, спрашивала, когда он приедет. Марк врал, что задержался по работе.
На четвертый день Семен Аркадьевич приехал с новостями.
— Есть подвижки. Трое журналистов готовы взяться за расследование. Но им нужны оригиналы документов, не копии.
— Они на флешке…
— Этого мало. Нужны вещественные доказательства. Фотографии, которые ты реставрировал. Распечатки. Что-то, что можно пощупать.
— Они в мастерской. В сейфе Виктора.
Семен Аркадьевич покачал головой.
— Без них мы просто городские сумасшедшие с теорией заговора.
Марк понял, что он имеет в виду. Вернуться в мастерскую. Вскрыть сейф. Украсть улики.
— Это самоубийство.
— Возможно. — Старик пожал плечами. — Но у того мальчика осталось три дня.
Марк вспомнил лицо Миши Волкова на экране. Счастливое лицо. Живое.
— Ладно. Что мне нужно?
Мастерская встретила темнотой и тишиной. Марк пробрался через черный ход — ключ остался у него. Сигнализацию он отключил старым кодом — Виктор не удосужился его сменить.
Кабинет босса был заперт. Марк достал отмычки — навык из бурной юности пригодился. Замок поддался на удивление легко.
Внутри все было как обычно. Стол, компьютер, шкафы с папками. И сейф в углу — старый, советский, «Карат-3».
Марк знал, что у него мало времени. Охрана обходит здание каждый час. Он включил фонарик, прикрыв луч ладонью.
Код от сейфа он не знал. Но знал привычки Виктора — тот записывал все пароли в ежедневник. Марк нашел его в верхнем ящике стола.
15-07-89. Дата рождения дочери.
Сейф открылся с мягким щелчком. Внутри — папки, конверты, пачки фотографий. Марк начал быстро просматривать содержимое, складывая нужное в рюкзак.
И замер.
В глубине сейфа лежала еще одна папка. «М.Р. Личное дело».
Его досье.
Марк открыл папку. Фотографии — он сам в разные годы. С Аленой. С родителями. Даже его диплом был отсканирован. И документ, отпечатанный на фирменном бланке.
«План вовлечения. Этап 1 — рекрутинг через вакансию. Этап 2 — постепенное втягивание в процесс. Этап 3…»
Этап 3 был помечен на следующей неделе. «Устранение в случае отказа от сотрудничества».
Они планировали это с самого начала. Он не случайно попал в мастерскую. Его выбрали, изучили, заманили.
— Тяжело узнавать правду?
Марк обернулся. В дверях стоял Виктор. В руке — пистолет.
— Я надеялся, ты будешь умнее. — Виктор покачал головой. — Хороший был специалист. Жаль.
— Почему я?
— Талант, Марк. Редкий талант видеть то, что скрыто. Плюс чистая биография. Идеальный кандидат. — Виктор прошел в кабинет, не опуская оружие. — Через годик-другой ты бы сам стал подделывать фотографии. Создавать компромат, а не просто находить. Хорошие деньги, защита, власть…
— Я бы никогда…
— Все так говорят. А потом привыкают. Сначала просто ретушь. Потом — небольшие правки. Глядишь — уже рисуешь трупы на пустом месте.
— Вы убиваете людей!
— Мы наводим порядок. — Виктор пожал плечами. — Кто-то должен контролировать тех, кто у власти. Держать их на коротком поводке. Иначе хаос.
— Это не ваше право!
— А чье? Народа? — Виктор усмехнулся. — Народ выбирает тех, кого ему показывают по телевизору. Мы просто… корректируем выбор.
За окном взвыла сирена. Виктор нахмурился, подошел к окну.
Этого мгновения хватило. Марк швырнул в него тяжелую папку и бросился к двери. Грохнул выстрел — пуля ударила в косяк.
Марк выскочил в коридор, побежал к черному ходу. Сзади — топот, крики. Виктор поднял тревогу.
Дверь была заперта снаружи. Ловушка.
Марк развернулся. Проявочная. Окно там маленькое, но пролезть можно. Он ворвался внутрь, запер дверь на засов. В рюкзаке — все улики. Осталось только выбраться.
Окно поддалось с третьего удара. Марк протиснулся, ободрав бока. Прыгнул вниз — второй этаж, но внизу кусты.
Приземлился неудачно — что-то хрустнуло в лодыжке. Боль прошила ногу. Марк заковылял к забору, волоча рюкзак.
За спиной — выстрелы, крики. Но сирены звучали все ближе. Полиция. Семен Аркадьевич сдержал слово — прислал подмогу.
Марк перевалился через забор и упал на другой стороне. Нога отказывалась держать. Он пополз, цепляясь за траву.
Свет фонарей. Голоса. Но не преследователей — полицейских.
— Есть тут кто? Это полиция!
— Здесь! — прохрипел Марк. — Я здесь!
Больница. Белые стены, запах лекарств. Нога в гипсе — перелом лодыжки. Могло быть хуже.
— Повезло вам, — сказал следователь. Молодой, серьезный. — Еще немного, и…
— Мальчик, — перебил Марк. — Концерт завтра. Они хотят…
— Мы знаем. Приняли меры. — Следователь достал планшет. — Ваши материалы изучают лучшие эксперты. Если хоть половина подтвердится…
— Подтвердится. Все подтвердится.
За окном светало. Новый день. Марк думал об Алене — она примчалась ночью, сидела в коридоре. О Мише Волкове, который завтра выйдет на сцену. О тех, кто не дожил до разоблачения.
Телевизор в палате показывал экстренные новости. Аресты, обыски, изъятые архивы. Лицо Виктора мелькнуло в кадре — в наручниках, растерянное.
— Это только начало, — сказал следователь. — Масштабы… Мы пока даже представить не можем. Сотни жертв. Может, тысячи.
— А Эдуард Карлович?
— Ищем. Но такие люди умеют исчезать. — Следователь встал. — Отдыхайте. Завтра продолжим.
Он ушел. Марк остался один. За окном занимался рассвет — серый, московский, обычный. Город просыпался, не зная, что этой ночью рухнула система, годами державшая его за горло.
В дверь постучали. Вошла Алена — с красными глазами, но улыбающаяся.
— Привет, герой. — Она села на край кровати, взяла его за руку. — Как нога?
— Терпимо. Ты как?
— Нормально. Испугалась только. — Она помолчала. — Марк, а что теперь? С работой, с нами…
— Не знаю. — Он честно не знал. Мастерская закрыта, репутация… какая теперь репутация у человека, работавшего на убийц? — Что-нибудь придумаем.
— Семен Аркадьевич звонил. Говорит, в музее есть вакансия реставратора. Если хочешь…
— Посмотрим.
Они сидели молча, держась за руки. За окном шел снег — первый в этом году. Марк думал о фотографиях, которые еще предстоит восстановить. О лицах, которые проявятся из небытия. О правде, которая прячется под слоем пыли и времени.
И о том, что иногда лучше не знать, что скрыто в тенях старых снимков.
Но выбора нет. Кто-то должен смотреть.
Даже если от этого взгляда мир становится чуть темнее.
Эпилог
Большой зал консерватории. Марк сидел в последнем ряду — нога еще побаливала. На сцене Миша Волков настраивал скрипку. Зал был полон — после скандала с разоблачениями интерес к концерту вырос в разы.
Министра Волкова в зале не было. Он подал в отставку на следующий день после публикации материалов. Говорят, сейчас дает показания. Двадцатилетняя тайна оказалась слишком тяжелой ношей.
Но мальчик играл. Паганини, Каприс №24. Сложнейшая вещь. Пальцы летали по струнам, смычок пел.
Алена сжала руку Марка.
— Красиво, — прошептала она.
— Да.
Где-то там, в тени, все еще прятался Эдуард Карлович. И другие, подобные ему. Теневые архивы не исчезли — просто ушли глубже.
Но сегодня, в этом зале, играл живой мальчик. И это было важнее всего остального.
Музыка лилась, заполняя пространство. В зале стояла тишина — та особенная тишина, когда сотни людей затаили дыхание.
А за окнами шел снег, укрывая город белым саваном. Пряча старые грехи до весны.
До новых разоблачений.
До новой правды.
Которую кто-то обязательно проявит.
Автор: Гатиятулин Игорь