Самолет тряхнуло. Марина открыла глаза — за иллюминатором чернота. Февраль, полярная ночь. Она достала телефон, перечитала последнее сообщение от Павла: «Малыш, не переживай. Три года пролетят быстро. Люблю».
Сосед громко высморкался, полез в сумку за какими-то таблетками.
— Давление скачет, — пояснил он, заметив её взгляд. — На Севере у всех проблемы. Вы по работе?
— По распределению. Врач.
— А-а, в больницу значит. Там Петровна заведует, хорошая баба. Строгая только. Молодых гоняет.
Марина кивнула, отвернулась к иллюминатору. Внизу появились огни — редкие, тусклые. Норильск.
В аэропорту холод ударил сразу. Минус тридцать восемь — табло у выхода светилось красным. Марина натянула капюшон, подхватила чемодан. У стеклянных дверей топталась женщина в длинной шубе, с табличкой «Волкова М.С.»
— Марина Сергеевна? Елена Петровна, завотделением. Пойдемте быстрее, а то мотор заглохнет.
В машине пахло бензином и мокрой собачьей шерстью. На заднем сиденье валялись какие-то папки, пустые бутылки из-под воды.
— Извините за бардак. У меня пёс, вожу иногда к ветеринару. Старый уже, болеет. Вы где учились?
— В Первом меде.
— О, хорошо. У нас тут половина из Красноярского, уровень так себе. Ладно, научим. Жить будете в общежитии, комната одноместная. Кухня общая, душ по расписанию. Привыкнете.
Общежитие — пятиэтажка, обшитая чем-то серым. В подъезде воняло кошками. Лифт не работал. Третий этаж, комната двадцать семь. Узкая, как пенал — кровать, стол, шкаф. Окно заклеено скотчем крест-накрест.
— Продувает, — пояснила Петровна. — Весной мужики придут, починят. Вот ключи. Завтра к восьми на работу, не опаздывайте. Автобус сорок второй, остановка за углом.
Марина осталась одна. Села на скрипучую кровать, достала телефон. Связи нет. Пошла в коридор — одна палка появилась.
«Долетела. Всё норм. Холодно пздц.»
Удалила последнее слово, отправила.
Ответ пришел через час: «Держись, малыш. Скучаю».
В больнице пахло хлоркой и ещё чем-то — сладковатым, тошнотворным. Петровна провела быструю экскурсию: ординаторская, процедурный, палаты. Персонала не хватало, это было видно сразу — медсестры бегали, не поднимая головы.
— У нас тут не Москва, — сказала Петровна. — Работать придется за троих. Сегодня пока документы оформите, а завтра — в бой. Галина Ивановна покажет что к чему.
Галина Ивановна оказалась сухой женщиной лет шестидесяти. Смотрела через очки недоверчиво.
— Москвичка? Ну-ну. Посмотрим, сколько продержитесь. У нас тут прошлая такая же через месяц сбежала.
Марина промолчала.
Первая неделя слилась в одно бесконечное дежурство. Приемное отделение не пустовало — травмы, обморожения, пневмонии. К концу смены ноги гудели, спина ныла. В общежитии она падала на кровать не раздеваясь.
Павел звонил каждый вечер. Рассказывал про работу, про новый проект. Марина слушала вполуха, засыпая под его голос.
— Ты меня слушаешь вообще?
— Слушаю. Устала просто.
— Может, плюнешь на всё? Приезжай обратно. Найдем тебе место в частной клинике.
— Пав, я по распределению. Три года отработать должна.
— Да кому ты там нужна? В этой дыре?
Марина не стала отвечать.
В начале марта поступил Черемных. Инженер с медного завода, авария на производстве. Множественные переломы, черепно-мозговая травма. Оперировали четыре часа.
Марина дежурила в ту ночь. Проверяла капельницы, записывала показатели. Черемных лежал весь в бинтах, дышал хрипло.
К утру открыл глаза.
— Пить, — прохрипел.
Марина смочила губкой губы.
— Не надо говорить. У вас травма гортани.
Он моргнул — понял.
Выхаживали его долго. Молодой оказался, крепкий — шёл на поправку быстро. Через неделю уже сидел, через две — пытался вставать.
— Док, когда на работу можно?
— Вы с ума сошли? У вас четыре перелома.
— Да зажило уже всё.
— Рентген показывает другое.
Марина привыкла к его шуткам. Каждое утро одно и то же:
— Док, замуж за меня выйдете?
— Нет.
— А завтра?
— И завтра нет.
Медсестры хихикали. Галина Ивановна ворчала:
— Больной совсем обнаглел. Гнать надо таких.
В середине апреля Черемных выписался. Пришёл через неделю — с коробкой конфет.
— Это вам. Спасибо.
— Не надо было.
— Надо. Слушайте… Марина Сергеевна, да? Может, кофе выпьем как-нибудь?
— У меня есть молодой человек.
— В Москве?
Она кивнула.
— Ясно. Ну, извините.
Ушёл. Марина подумала, что больше не придёт. Но через неделю появился снова — с термосом.
— Мама пирожков напекла. Велела передать той доктору, что спасла. Не откажетесь же?
Пирожки были с картошкой, ещё теплые. Марина съела три штуки в ординаторской, запивая больничным чаем.
Письма от Павла приходили реже. Он жаловался на загруженность — новый проект, дедлайны, совещания до ночи.
«Малыш, прости, что мало пишу. Скоро всё наладится.»
В мае солнце перестало заходить за горизонт. Марина не могла привыкнуть — в три ночи за окном светло как днем. Спать приходилось с маской на глазах.
Черемных — она узнала, что зовут его Денис — продолжал приходить. То рыбу копченую принесет, то оленины кусок.
— У меня дядька охотник. Передал для вас.
— Зачем?
— Так витамины же. Вы бледная какая-то.
Однажды предложил:
— Хотите на природу съездить? Покажу настоящую тундру.
— Денис, я же сказала…
— Знаю. Просто как друзья. Вы же полгода тут, а дальше больницы не были.
Марина согласилась. Какая разница? Выходной, сидеть в общаге надоело.
Поехали на его УАЗике. Дорога петляла между сопками, потом кончилась. Дальше — бездорожье, кочки, лужи.
— Держитесь крепче.
Машину трясло. Марина вцепилась в ручку над дверью. Через час остановились у озера. Вода черная, берега топкие.
— Вот она, тундра. Нравится?
Марина огляделась. До горизонта — мох, низкие кустики, редкие лиственницы. Тишина абсолютная.
— Странно тут.
— Поначалу да. Потом затягивает.
Собирали морошку. Ягода янтарная, кисло-сладкая. Денис показывал, как отличить спелую.
— Вот эта ещё нет, видите — твердая. А эта в самый раз.
Набрали полведра. Руки исцарапали о кусты, комары заели. Но Марина улыбалась — впервые за полгода.
На обратном пути молчали. У общежития Денис сказал:
— Спасибо, что поехали.
— Вам спасибо. Давно так… нормально не было.
— Приезжайте ещё. Когда захотите.
В июле пришло письмо от Кати, подруги из института. Новости, сплетни, фотографии с чьего-то дня рождения. Марина листала фото на телефоне, остановилась на одном. Задний план, но четко видно — Павел обнимает какую-то блондинку у барной стойки.
Позвонила Кате.
— Кать, это кто с Пашкой на фото?
— А, это Алиса. Они вместе проект делают. Дизайнер она, из Питера приехала. Красивая, стерва.
— В смысле?
— Ну Пашка твой за ней бегает. Все это видят. Прости, подумала ты знаешь.
Марина положила трубку. Набрала Павла — не отвечает. Написала: «Нам надо поговорить».
Ответ пришел через три часа: «Малыш, что случилось? Я на совещании был».
«Кто такая Алиса?»
Молчание. Потом длинное сообщение — оправдания, что это просто коллега, что ничего не было, что он любит только её.
Марина удалила переписку.
Следующие недели прошли как в тумане. Работа, дежурства, сон. Денис приходил, но она отправляла его.
— Марина Сергеевна, вы это… Если обидел чем, простите.
— Всё нормально. Просто устала.
В августе Павел прислал длинное письмо. Каялся, просил прощения. Писал, что это была ошибка, что понял — любит только её.
Марина не ответила.
В сентябре, во время ночного дежурства, медсестра сказала:
— Марин Сергеевна, там вас какой-то мужчина спрашивает. Говорит, из Москвы.
Марина спустилась в приемное. Павел стоял у окна — небритый, в мятой куртке.
— Марина! Господи, наконец-то. Я везде тебя искал, еле нашел.
— Зачем приехал?
— Как зачем? За тобой! Прости меня, я идиот. Эта Алиса… Я не знаю, что на меня нашло. Поехали домой, а? Брось всё это.
— Домой?
— Ну да, в Москву. Я квартиру снял побольше, как ты хотела. Всё будет хорошо, обещаю.
Марина смотрела на него. Вспомнила, как год назад провожал в аэропорту. Как клялся ждать. Как верила.
— Павел, езжай обратно.
— Что? Марин, ты же… Мы же любим друг друга!
— Любили. Прошедшее время.
— Из-за этой дыры? Ты же с ума тут сойдешь! Холод, темнота…
— Мне пора. Дежурство.
— Марина!
Она ушла, не оборачиваясь.
Утром Денис ждал у входа в больницу.
— Марин Сергеевна, я это… Слышал, к вам гость приезжал.
— Уже уехал.
— А. Ну и правильно.
Помолчали.
— Может, того… Кофе выпьем? Я тут недалеко знаю место.
Марина посмотрела на него. Обычное лицо — скулы широкие, нос картошкой. Руки большие, мозолистые. Свой.
— Пойдем.
Кафе оказалось крохотным — три столика, запах выпечки. Хозяйка, полная татарка, всплеснула руками:
— Денис! Сколько лет! Это твоя девушка?
— Пока нет, — Денис покраснел. — Но я работаю над этим.
Марина улыбнулась.
Они пили кофе — жидкий, горький. Ели эчпочмаки. Денис рассказывал про завод, про новое оборудование из Германии.
— Представляешь, инструкция на немецком. Сидим с мужиками, в гугл-переводчик тыкаем.
— А что, переводчика не наняли?
— Откуда тут переводчик? Да и зачем, разберемся.
На улице Денис спросил:
— Завтра выходной у тебя?
— Да.
— Поехали на рыбалку? Познакомлю с дядькой, он как раз собирался.
— Не умею я рыбачить.
— Научу.
Дядька оказался копией Дениса, только старше и молчаливее. Кивнул Марине, буркнул что-то про «городских».
Ехали долго, часа три. Остановились на берегу Енисея. Вода темная, течение сильное.
— Тут хариус хорошо идет, — сказал дядька. — Ты, девушка, вон там садись, на камень. И не шуми.
Марина села. Денис показал, как держать удочку, как подсекать. Первые полчаса — ничего. Потом клюнуло. Марина дернула удочку — сорвалось.
— Рано дернула, — Денис сел рядом. — Надо чувствовать, когда рыба заглотила. Вот смотри.
Взял её руки в свои, показал движение. Руки теплые, шершавые.
К вечеру поймала трех хариусов. Дядька одобрительно хмыкнул:
— Неплохо для первого раза.
Уху варили тут же, на костре. Дым щипал глаза, искры летели в темнеющее небо. Марина сидела на бревне, закутавшись в Денисову куртку, и думала — когда последний раз было так спокойно?
— О чем задумалась? — Денис подсел ближе.
— Да так. О жизни.
— Это хорошо. Значит, жить будешь.
Зимой поженились. Без пышного платья и ресторана — расписались в местном ЗАГСе, посидели с друзьями в той же татарской кафешке. Петровна всплакнула:
— Думала, сбежит наша московочка. А она вон как — корни пустила.
Переехали в двухкомнатную квартиру на окраине. Старая хрущевка, но своя. По вечерам Денис возился на кухне — мастерил полки, чинил краны. Марина читала в зале, поглядывая на него.
— Чего смотришь?
— Так. Нравишься мне.
— После того мажора небось как…
— Денис.
— Всё, молчу.
Весной забеременела. Токсикоз мучил страшно, но на работу ходила до последнего. Петровна ворчала:
— Сидела бы дома. Нечего геройствовать.
— Да нормально я.
— Упрямая, как все московские.
Дочку родила в июле. Назвали Настей. Денис не отходил от кроватки, боялся даже дышать громко.
— Маленькая какая. Как воробушек.
— Вырастет.
— А вдруг заболеет? Тут холода-то какие.
— Не заболеет. Северная она, крепкая.
Когда Насте исполнилось полтора года, Марине позвонила мама:
— Доченька, может, хватит? Возвращайся домой. Внучку хоть покажи.
— Мам, у меня тут семья. Работа.
— Какая работа в этой дыре? Тут место в хорошей клинике есть, я договорилась.
— Мам…
— Подумай хотя бы. Ради ребенка.
Марина подумала. Вечером сказала Денису:
— Мама зовет в Москву. Говорит, для Насти лучше будет.
Денис помолчал, потом обнял:
— А ты как считаешь?
— Не знаю. Может, и правда…
— Мариш, давай так. Слетай с Настей, покажи родителям. Погостите недельку. А потом решим.
В Москве всё казалось чужим. Метро душное, люди злые. Настя капризничала, плохо спала. На детской площадке московские мамы косились:
— Ваша дочь слишком шумная. И одета не по погоде.
— Нам в Норильске холоднее.
— В Норильске? — ахнула одна. — Бедный ребенок!
Мама водила по врачам, по развивающим центрам.
— Видишь, сколько тут возможностей? А у вас что?
— У нас нормально, мам. Садик хороший, воспитатели душевные.
— Душевные! Нужно про образование думать!
Через неделю Марина собрала вещи.
— Уже? Доченька, останься ещё!
— Не могу, мам. Нас дома ждут.
В самолете Настя прильнула к иллюминатору:
— Мама, смотри! Снег!
— Да, солнышко. Мы домой летим.
Денис встречал с шариками. Настя бросилась к нему:
— Папа! Папа! Там тётки злые!
— Какие тётки?
— Московские. Сказали, я шумная.
— Правильно шумная. Северная девочка должна быть громкой, чтоб медведи боялись.
Дома Марина варила пельмени, смотрела в окно. За стеклом кружила поземка, фонари качались на ветру. Из детской доносился смех — Денис читал Насте сказку, изображая разные голоса.
Телефон пиликнул. Сообщение от институтской подруги:
«Видела Пашку твоего. Совсем сдал. Пьет, говорят. Ту Алису бросил, теперь один.»
Марина удалила сообщение. Какая разница?
— Мариш, иди к нам! — крикнул Денис. — Настя новую сказку требует!
— Иду!
Через пять лет на медицинской конференции в Красноярске встретила однокурсницу.
— Марина? Боже, это ты? Как изменилась!
— Привет, Ленка.
— Ты всё там же? В Норильске?
— Да.
— Кошмар. Как ты выдерживаешь? Я бы с ума сошла.
За ужином Ленка трещала без умолку. Рассказывала про Москву, про новую клинику, про зарплаты.
— А помнишь Пашку Сергеева? Совсем спился. Жалко парня, перспективный был.
— Не помню, — соврала Марина.
— Как не помнишь? Вы же встречались!
— А, этот. Давно было.
— Он всё о тебе спрашивает. Не верит, что ты там осталась. Говорит, обязательно вернешься. Все возвращаются.
— Не все.
Ленка смотрела с жалостью:
— Мариш, ну правда, что ты там нашла? Холод, темнота, зарплаты смешные.
— Дом.
— Что?
— Дом я там нашла. Семью. Друзей.
— Да какие там друзья…
— Ленка, давай о другом.
В самолете думала о разговоре. Правда, что она там нашла? Вспомнила, как в прошлую зиму отключили отопление. Минус пятьдесят на улице, в квартире плюс десять. Сидели всей семьей на кухне, грели воду на плитке, кутались в одеяла. Настя смеялась:
— Мы как в палатке!
А потом пришли соседи — принесли обогреватель, термос с чаем. Сидели до утра, травили байки. К утру дали тепло.
В Москве бы вызвали службу и ругались. А тут — просто пережили вместе.
Дома Денис встречал с Настей.
— Мамочка! Мы пирог испекли!
— Сами?
— Ага! Папа тесто месил, я украшала!
Пирог был кривой, подгоревший с одного края. Вкуснее she ничего не ела.
Вечером, когда Настя уснула, сидели на кухне. За окном танцевало северное сияние — зеленые волны по черному небу.
— Красиво, — сказала Марина.
— Угу. Знаешь, Настя сегодня спросила — почему небо танцует?
— И что ты сказал?
— Что это духи предков радуются. Что мы тут, дома.
— Хорошо сказал.
— Мариш, а ты не жалеешь?
— О чем?
— Ну, что осталась. Могла бы в Москве…
— Денис, — Марина взяла его за руку. — В Москве я была туристом в собственной жизни. Ждала, когда начнется настоящее. А оно уже шло — здесь.
— Мудрёная ты.
— Северная.
За окном сияние разгоралось ярче. Настя засопела в соседней комнате. Где-то загудел снегоуборщик.
Обычный вечер в Норильске.
Дома.