Алина вертела в руках банковскую выписку, словно надеясь, что цифры изменятся от пристального взгляда.
— Миша, объясни мне, пожалуйста, — её голос дрожал от едва сдерживаемого гнева. — Почему с твоего счета уходит треть зарплаты неизвестно куда?
Михаил неспешно допил кофе и поставил чашку на стол.
— А что тебя смущает? — спокойно поинтересовался он.
— Смущает? — Алина повысила голос. — Меня не смущает, меня бесит! Ты переводишь деньги какой-то Марине Сергеевой! Кто она такая?
— Женщина, — коротко ответил Михаил.
— Я и сама вижу, что не мужчина! — взорвалась Алина. — Ты что, содержишь любовницу?
Михаил откинулся на спинку стула, разглядывая жену с каким-то новым, незнакомым ей выражением лица.
— Можно и так сказать, — пожал он плечами. — Хотя это не совсем точное определение.
Алина побледнела, потом покраснела. Казалось, воздух в кухне загустел, как перед грозой.
— То есть ты не отрицаешь? — прошептала она.
— А зачем? — Михаил смотрел ей прямо в глаза. — Ты же все равно услышишь только то, что хочешь услышать.
— Миша! — Алина стукнула кулаком по столу. — Хватит загадками говорить! Что происходит? Почему ты отдаешь деньги этой женщине?
— У нее дети, — просто сказал Михаил. — Трое. Им нужна поддержка.
— И какое тебе дело до чужих детей? — недоумевала Алина.
Михаил усмехнулся — горько, почти болезненно.
— Чужие? Ну да, конечно. Для тебя все дети чужие, кроме Егора.
Алина замерла. Что-то в его тоне заставило ее насторожиться.
— При чем здесь Егор?
— При том, — Михаил встал и подошел к окну. За стеклом медленно падал снег, покрывая белым саваном спящий город. — Помнишь, как я предлагал усыновить его? Дать ему свою фамилию, стать ему настоящим отцом?
— Мы же обсуждали это, — напряглась Алина. — Егор уже большой был, он понимал…
— Что понимал? — перебил Михаил. — Что я чужой дядя, который платит за квартиру и покупает ему компьютеры? Да, это он прекрасно понимал. Как и то, что мама никогда не позволит мне стать ему отцом.
— Я защищала своего ребенка!
— От меня? — Михаил обернулся. — От человека, который десять лет растил его как родного? Который на все школьные собрания ходил, уроки проверял, в больнице ночами сидел?
— Ты преувеличиваешь…
— Я констатирую факты, — отрезал Михаил. — И вот еще факт: я просил тебя родить нашего ребенка. Сколько раз? Десять? Двадцать?
Алина поджала губы.
— У меня карьера, Егору нужно внимание…
— Егору было семь, когда я впервые заговорил о ребёнке. Сейчас ему семнадцать. Десять лет, Алина. Десять лет отговорок.
В кухне повисла тишина. Только холодильник тихо гудел, да часы на стене отсчитывали секунды.
— Так что это за дети? — наконец спросила Алина. Голос ее звучал глухо, словно из-под воды.
— Мои, — просто ответил Михаил. — Старшей дочке восемь, сыну пять, младшей три года.
Алина схватилась за край стола.
— Ты… все эти годы… изменял мне?
— Изменял? — Михаил задумался. — Наверное, с точки зрения морали — да. Но знаешь, что самое смешное? Я люблю тебя. Всегда любил. Просто…
— Просто что? — выдохнула Алина.
— Просто я хотел быть отцом. Не спонсором, не добрым дядей, а отцом. Растить своих детей, учить их кататься на велосипеде, читать сказки на ночь. Всё то, что ты мне запрещала делать с Егором.
— Я не запрещала!
— «Не вмешивайся, это мой ребенок». «Не наказывай его, ты не имеешь права». «Не обещай ему того, что касается его будущего». Твои слова?
Алина молчала. Михаил продолжал:
— Когда умерла мама, ты первым делом начала планировать, как переделаем ее дом под Егора. «Отличный старт для парня», — процитировал он. — Моя мать еще не остыла, а ты уже делила наследство.
— Это несправедливо! Я думала о будущем сына!
— Своего сына. Только своего. А я для тебя кто? Банкомат с ногами?
— Как ты можешь так говорить? — в глазах Алины блеснули слезы. — Я же тебя люблю!
— Любишь? — Михаил печально усмехнулся. — Ты любишь тот комфорт, который я тебе обеспечиваю. Стабильность, достаток, решенные проблемы. Но меня… Меня ты никогда не видела.
***
Восемь лет назад, на новогоднем корпоративе, Михаил сидел в углу и понемногу опустошал бутылку виски. Праздник был в разгаре, коллеги веселились, но ему было тоскливо.
— Эй, программист, — рядом опустилась Марина из бухгалтерии. — Что грустишь? Новый год же!
— Новый год, старые проблемы, — буркнул Михаил.
Они проработали в одной компании больше трех лет, но близко не общались. Марина была из тех незаметных сотрудниц, которые тихо делают свою работу и не лезут в чужую жизнь.
— Хочешь поговорить? — предложила она. — Я хорошо умею слушать.
И Михаил рассказал. О том, как любит жену, но чувствует себя чужим в собственной семье. О том, как мечтает о детях, но получает отказ за отказом. О том, как устал быть функцией, а не человеком.
Марина слушала внимательно, иногда кивая. А потом сказала:
— Знаешь, мне тридцать два. Я не замужем, детей нет. Все как-то не складывалось. А тут сижу, слушаю тебя и думаю: вот он, мужчина, который хочет быть отцом. Который готов любить и заботиться. И которого не ценят.
— К чему ты клонишь? — не понял Михаил.
— К тому, что жизнь одна. И если два одиноких человека могут сделать друг друга счастливыми… Почему нет?
Михаил посмотрел на нее — впервые по-настоящему посмотрел. Обычное лицо, карие глаза, русые волосы, собранные в хвост. Ничего особенного. Но в глазах — тепло и понимание.
— Марина, я женат. Я люблю жену.
— Я знаю. И не предлагаю тебе роман. Я предлагаю… партнерство. Ты хочешь быть отцом — я готова родить тебе ребенка. Без претензий на твое сердце или кошелек. Просто… подари мне возможность стать матерью, а я подарю тебе возможность стать отцом.
Это было безумие. Михаил понимал это. Но алкоголь, усталость и отчаяние сделали свое дело.
Первую дочь они назвали Софьей. Михаил плакал, когда впервые взял ее на руки. Марина сдержала слово — никаких претензий, никаких требований. Только благодарность в глазах.
Михаил помогал как мог. Снял Марине квартиру поближе к её работе, оплачивал все расходы, проводил с дочкой время, когда получалось. «Командировки» и «переработки» вошли в его жизнь естественно.
Дома он продолжал просить Алину родить ребенка. Она продолжала отказываться, находя все новые причины. Егор взрослел, становился все более отчужденным, видя в Михаиле только источник благ.
Когда Соне исполнилось два года, Михаил снова пришел к Марине:
— Прости. Я знаю, мы договаривались…
— Хочешь еще ребенка? — улыбнулась она. — Я не против. София растет одна, ей нужен братик или сестричка.
Родился Артем. Потом Варя. Марина создала тот дом, где Михаил чувствовал себя нужным. Где его ждали, где ему радовались, где он был папой, а не просто дядей Мишей.
***
— Почему ты не ушел? — спросила Алина. Она уже не кричала, просто сидела за столом, обхватив себя руками. — Если там тебе было лучше?
— Потому что любил тебя. И верил, что однажды ты увидишь во мне не только добытчика. Что мы станем настоящей семьей.
— Мы и были семьей!
— Нет, — отрезал Михаил. — Мы были сожителями. Ты, я и твой сын. Три отдельных человека под одной крышей. Ты так и не впустила меня в свою жизнь по-настоящему.
— И что теперь? — голос Алины дрогнул. — Ты уйдешь к ней?
— Да.
Простое слово повисло в воздухе как приговор.
— А как же я? Как же Егор?
— Егор получит мамину квартиру — я переоформлю ее на него. Это больше, чем я обязан сделать для парня, который за десять лет ни разу не назвал меня папой. А ты… Ты сильная, справишься.
— Миша, давай попробуем все исправить! Я рожу тебе ребенка!
Михаил грустно улыбнулся:
— Поздно, Алина. Мои дети уже есть. И они ждут, когда папа наконец придет домой. Домой — понимаешь? Не в гости на пару часов, а домой.
Он направился к двери, но обернулся:
— Знаешь, что самое печальное? Если бы ты хоть раз — всего один раз — сказала Егору: «Поблагодари папу Мишу» или «Послушайся папу», все могло быть иначе. Но ты выстроила стену и удивляешься, что я нашел дверь в другое место.
— Я думала, что защищаю сына…
— От любви? — Михаил покачал головой. — Странная у тебя защита. Прощай, Алина.
***
В маленькой квартире на другом конце города его ждали. Варя первой кинулась навстречу:
— Папа! Папа пришел!
Следом подбежали Артем и София. Михаил обнял всех троих, чувствуя, как тает ледяной ком в груди.
Марина стояла в дверях кухни, вытирая руки о фартук.
— С возвращением, — просто сказала она.
— Я дома, — ответил Михаил. И впервые за много лет эти слова были правдой.
Позже, когда дети уснули, они сидели на кухне, пили чай и молчали. Молчание было теплым, уютным, наполненным невысказанными словами.
— Спасибо, — наконец сказал Михаил. — За все. За детей, за терпение, за то, что ждала.
— Я не ждала, — покачала головой Марина. — Просто жила. Растила наших детей. Но если ты решил остаться…
— Навсегда, — твердо сказал Михаил. — Если примешь.
— Глупый, — улыбнулась Марина. — Это же твой дом. Просто ты долго искал к нему дорогу.
За окном всё так же падал снег. Но теперь он казался не саваном, а одеялом, укрывающим мир для сладкого сна. И Михаил впервые за много лет почувствовал себя на своем месте. Дома.
В соседней комнате во сне всхлипнула Варя. Михаил встал:
— Пойду проверю.
— Иди, папа, — кивнула Марина.
Папа. Простое слово, за которое он отдал половину жизни. И оно того стоило.